Б.М. Пудалов

 ЮРИЙ ВСЕВОЛОДОВИЧ И НИЖЕГОРОДСКИЙ КРАЙ

            Георгий (Юрий) Всеволодович появился на свет 26 ноября 1188 г.[1]. Он был вторым сыном великого князя владимирского Всеволода Юрьевича и, следовательно, внуком Юрия Долгорукого и правнуком Владимира Мономаха. Отец его, великий князь Всеволод Юрьевич (1154-1212), победитель волжских булгар, в детстве вместе с матерью побывал в византийской ссылке, затем в кровавой междоусобице отстоял свое право на великое княжение владимирское и правил им с 1176 г., сажал своих подручных князей на столы в Киевской Руси и Новгороде, держал в повиновении своевольных рязанских князей и половцев, а в итоге удостоился от автора «Слова о полку Игореве» выразительных строк: «Великий княже Всеволоде, не мыслию ти прилетhти издалеча отня злата стола поблюсти. Ты бо можеши Волгу веслами раскропити и Дон шеломы выльяти. Аже бы ты былъ, то была бы чага по ногате, а кощей по резанh. Ты бо можеши по суху живыми шереширы стрhляти – удалыми сыны Глhбовы»[2].

            Жену великого князя Всеволода (мать Юрия Всеволодовича) летописные источники называют «княгини его Мариа Всеволожа Шварновна, дщи князя Чешьского»[3]. Замеченное Н.М.Карамзиным дополнение в кратком Владимирском летописце нач.XVI в. («Ясыня Мария Шварновна дочь Чешского князя») позволило М.В.Щепкиной восстановить основные этапы биографии матери Юрия Всеволодовича, ее родственные связи и обстоятельства появления во Владимиро-Суздальской Руси[4]. Судя по реконструкции, опирающейся на данные письменных и вещественных источников, мать Юрия была очень интересной личностью. Мария Шварновна происходила из какого-то небольшого княжества или поместья, расположенного в Моравской области. Имя ее отца «Шварн» – восточнославянская форма имени «Северин», распространенного у католиков, - подтверждает чешское происхождение княгини, а «ясыня» происходит от моравского топонима или гидронима с корнем “jasin-, jasen-”[5]. Женитьба Всеволода на Марии относится ко времени до 1175 г. Судя по количеству детей, брак был счастливым: недаром за Всеволодом Юрьевичем утвердилось прозвище «Большое Гнездо». В летописных источниках упоминаются десять детей великого князя владимирского: дочь Всеслава в 1187 г. стала женой Ростислава (Иоанна) Ярославича (из дома Ольговичей); дочь Верхуслава (Анастасия) в 1189 г. была выдана замуж за Ростислава (Михаила) Рюриковича (из смоленских Мономаховичей); только по имени известна Сбыслава (Пелагия), а под 1203 г. сообщается о смерти и погребении четвертой дочери, Елены; сыновья Константин, Георгий (Юрий), Ярослав (Феодор), Святослав, Владимир и Иоанн фигурируют во многих летописных статьях кон.XII-перв.пол.XIII вв. Летопись отмечает благочестие Марии Шварновны и ее постоянную благотворительность: так, ею при поддержке мужа был основан во Владимире  женский монастырь Успения Богородицы (так называемый «Княгинин») – для постригшихся женщин из княжеских семей[6]. В 1199 г. Марию Шварновну поразил тяжелый недуг, и она ушла в Княгинин монастырь, где 2 марта 1206 г. приняла постриг, а 19 марта того же года скончалась. М.В.Щепкина атрибутировала княгине Марии интересный эпиграфический источник – суздальский змеевик, содержащий охранные молитвенные тексты о его владелице Милославе (видимо, славянское имя Марии) и двух ее детях – Христине (предположительно Всеславе) и Георгии. Можно предполагать большую духовную близость Георгия к матери и влияние, которое она оказала на сына. О причинах судить трудно, но примечательно, что и великий князь Всеволод рассматривал Юрия, второго сына, как своего вероятного преемника.

            Владимирский великокняжеский летописец тщательно фиксирует внешние обстоятельства жизни и деятельности Юрия Всеволодовича. В соответствии с обычаями, 28 июля 1191 г. состоялись постриги трехлетнего княжича: «В лhто 6700 месяца иуля въ 28 день, на память святаго мученика Евъстафья въ Анкюрh Галатиистhи. Быша постригы у великаго князя Всеволода сына Георгева внука Володимеря Мономаха сыну его Георгеви в градh Суждали; того ж дни и на конь его всади. И бысть радость велика в градh Суждали, ту сущю блаженному епископу Иоанну»[7]. В 1200 г. Юрий, которому шел двенадцатый год, участвует в первом походе: вместе с отцом и старшим братом Константином он сопровождал младшего брата Ярослава, поставленного князем в Переяславль Русский[8]. Когда княжичу шел восемнадцатый год, умирает мать, которую Юрий провожал в монастырь[9]. В двадцатилетнем возрасте Юрий Всеволодович участвовал в походе старшего брата Константина против торопецкого князя Мстислава Мстиславича Удатного. Во время похода, состоявшегося зимой 1208/9 г.[10], выяснилось, что рязанские князья вторглись в «волость Всеволожю» и разоряют ее. На отражение набега был послан княжич Юрий с частью отцовских полков. Стремительный бросок владимирской дружины к Москве и неожиданное нападение застали врасплох рязанцев, и 26 марта 1209 г. Юрий одержал первую в своей жизни победу: «Тое же зимы Кюръ Михаилъ со Изяславом пришедша начаста воевати волость Всеволожю великаго князя около Москвы. Се слышавъ великыи князь посла сына своего Гюрга, и побhди ею Юрги, сама князя утекоста, а люди овhх избиша, а иных извязаша, и возвратися князь Юрги ко отцю своему славя Бога»[11].

            Под 6719 г. мартовским (1211/2 г.) Лаврентьевская летопись сообщает о женитьбе двадцатитрехлетнего Юрия Всеволодовича на дочери киевского великого князя Всеволода Чермного[12]. Имя жены здесь не названо; считают, что ее имя в постриге – Агафья. Избранница Юрия была внучкой великого князя киевского Святослава Всеволодовича («изронившего златое слово» в «Слове о полку Игореве»), правнучкой Всеволода Ольговича и праправнучкой Олега Святославича («Гориславича»); шурином Юрия стал Михаил Всеволодович, великий князь черниговский, впоследствии замученный в Орде 20.09.1246 г. вместе с боярином Феодором (канонизированы в кон.XIII в.). Брак Юрия замысливался «по расчету», как примирение владимиро-суздальских Мономаховичей с черниговскими Ольговичами, овладевшими Киевом, но оказался, очевидно, браком «по любви». Летописи упоминают о трех сыновьях и двух дочерях, родившихся за 27 лет супружеской жизни Юрия.

            В 1212 г., в 24-летнем возрасте Юрий Всеволодович становится великим князем владимирским. Вокняжение Юрия произошло в обход старшего брата Константина. Такое решение вопроса престолонаследия вызвало неизбежные трения между Юрием и его старшим братом Константином, княжившим в Ростове. В результате вновь наметилось обособление Ростовского края и раскол Владимирского великого княжества, для преодоления которого Юрию пришлось в 1212-1213 гг. предпринять два похода на Константина. Интересно, что младшие братья Всеволодовичи поддержали в этой усобице Юрия[13]. Поддерживали они Юрия Всеволодовича и впоследствии, тогда как Константин вынужден был опереться на помощь смоленских князей Мстиславичей, недавних противников. Нетрудно представить, какое отношение должно было вызвать это союзничество Константина у его братьев. Результатом стала междоусобная война, длившаяся четыре года и охватившая всю Северо-Восточную Русь. К сожалению, события этой войны и действия ее участников приходится изучать по источникам, восходящим к новгородскому летописанию, а следовательно, отражающим мнение лишь противников Юрия, так что объективность их сомнительна[14]. Но достоверно известно, что Юрий терпит поражение в кровопролитной битве на р.Липице 21.04.1216 г., утрачивает великое княжение и отправляется в Городец, отданный ему в удел, но уже через несколько месяцев переходит на княжение в Суздаль, а после смерти старшего брата Константина, умершего 02.02.1218 г.[15], вновь становится великим князем и почти двадцать лет размеренно управляет огромной территорией - вплоть до нашествия монголо-татар и гибели 04.03.1238 г. на р.Сить, на пятидесятом году жизни. Во время нашествия погибла и вся его семья (жена, дети, внуки), кроме одной дочери, бывшей замужем за волынским князем.

            Судя по скупым летописным известиям, Юрий Всеволодович был хорошим политиком, стремясь удержать под контролем «ось» Новгород - Владимир - Рязань. Возможно, именно поэтому князь предпочитал не военные действия, а переговоры: из 12 предпринятых им походов лишь 5 сопровождались битвами, а остальные успешно разрешились мирными соглашениями. Полководческими способностями Юрий, по-видимому, не обладал: лишь в одной битве он победил, в двух не добился успеха, а еще в двух самых крупных сражениях был наголову разгромлен, причем поражение на Липице стоило Юрию великого княжения, а поражение на Сити – головы. Частые походы и незначительность результатов большинства из них свидетельствуют о том, что как правитель Юрий Всеволодович был скорее вспыльчив, чем решителен. Это наглядно показывает «Повесть о побоище на Липице»: имея многократное превосходство в воинах, Юрий отказывается от переговоров с братом и отдает приказ «пленных не брать!»[16]. Однако при неудаче князь одним из первых бежал с поля боя. Впрочем, вновь следует отметить, что «Повесть» составлена в кругах, враждебных Юрию; ее автор не мог непосредственно слышать слова князя и либо пересказывал чужие слова, либо вложил в уста врага этикетные формулы, которые должен был произнести «плохой правитель». Показательно и то, что духовный владыка Владимиро-Суздальской земли, епископ Симон, оставался верным приверженцем князя. Не вполне достоверно и свидетельство Тверского сборника XVI в. о внешности великого князя Юрия: «бе бо телом толст и стяжек»: возможно, это попытка редактора объяснить, почему Юрий загнал трех коней во время бегства от Липицы во Владимир[17].

            Деятельность Юрия Всеволодовича в качестве великого князя владимирского (с 1218 г.), в ее изложении по древнерусским летописным источникам, не дает оснований для резкого осуждения князя. Занятие Юрием великокняжеского «стола» в 1218 г. происходит в строгом соответствии с нормами княжеского права того времени, когда умирающему правителю наследовал не сын, а следующий по старшинству брат (так называемый «родовой принцип наследования»). Поэтому Юрий законно стал великим князем после смерти старшего брата Константина и не нарушил прав племянника Василька Константиновича, сохранившего правление в отцовском городе Ростове. Летописцы с уважением говорят и о покровительстве церкви, которое было характерно для Юрия Всеволодовича как правителя.

            Основным направлением политики Юрия Всеволодовича после его вторичного вокняжения становится борьба за включение устья Оки в состав Владимиро-Суздальского великого княжества. Об этом свидетельствуют сообщения за 1220-1230-е гг. Лаврентьевской летописи, опиравшейся на великокняжеское летописание. Анализ этих сообщений позволяет утверждать, что действия, предпринимавшиеся великим князем и его ближайшим окружением, были продуманными и целенаправленными.

              Летописные статьи под 6728-6729 гг. опровергают тезис о том, что великий князь Юрий Всеволодович в 1221 г. отсутствовал в устье Оки и, следовательно, не может считаться основателем Нижнего Новгорода. Совершенно очевидно, что закладка древнерусского города – то есть строительство укреплений и храма – происходила в теплое время года, то есть, вероятнее всего, между апрелем-сентябрем (в соответствии с климатом данного региона). Действия и передвижения Юрия Всеволодовича в 1220-1221 гг. изложены в летописных источниках следующим образом: весной 1220 г. он находится во Владимире, отправляя брата Святослава на булгар; летом (после 15 июня; вероятно, не ранее июля-августа) встречает «у Боголюбова на рhцh Сурамлh» возвращавшегося с победой Святослава и празднует вместе с ним победу во Владимире-на-Клязьме; зимой (декабрь 1220 г. – февраль 1221 г.) идет из Владимира в Городец, где заключает договор с булгарами; в 1221 г. (после 1 марта) посылает сына Всеволода «в Великыи Новгородъ на столъ»; далее происходит закладка Новгорода Нижнего; в 1222 г. (после 1 марта) Юрий закладывал каменную церковь в Суздале[18]. Как видим, нет ни одного известия о пребывании Юрия Всеволодовича в весенне-летние месяцы 1221 года (наиболее вероятное время закладки города) где-то в других краях, чтобы утверждать, что его-де тут и вовсе не было. Кстати, хорошо известна быстрота перемещения князей с конными дружинами, и Юрий здесь не был исключением, судя по известию под 6716 г. о его быстром переходе под Москву и победе над рязанцами. А вот чье присутствие на устье Оки весной-осенью 1221 г. действительно маловероятно, так это ростовского князя Василька Константиновича. Дело в том, что Лаврентьевская летопись под 6728 г. мартовским сообщает о смерти 24.01.1221 г. вдовы великого князя Константина Всеволодовича, матери Василька: «Тое же зимы. Преставися княгыни Костянтинова Огафья черноризица месяца генваря въ 24, на память святыя Оксиньи, и положена бысть в церкви святыя Богородица Ростовh»[19]. В соответствии с принятыми в древнерусском обществе нормами христианской морали Василько должен был поспешить на похороны матери, оставаясь в Ростове до сорокового дня после похорон; для переезда из Ростова куда бы то ни было также требовалось дополнительное время[20].

            Источники исключают любую, даже самую гипотетическую возможность приписать основание Нижнего Новгорода «сыновцю» Юрия Всеволодовича или какому-то другому лицу, кроме великого князя. Помимо общих соображений (Васильку в момент основания города шел тринадцатый год, к тому же ростовский князь-подручник или иное лицо никак не могли основывать города на земле великого князя без его повеления), следует обратить внимание и на летописную «Похвалу Васильку Константиновичу», составленную, как считают ученые, при участии его вдовы, княгини Марии (дочери Михаила Черниговского). Подробно перечисляя заслуги замученного монголами князя, летописец ни словом не обмолвился об основании Васильком Нижнего Новгорода! А летописная похвала Юрию Всеволодовичу вновь прямо и недвусмысленно указывает: «паче же Новъгородъ вторыи постави на Волзh усть Окы, и церкы многы созда и манастырь святыя Богородица Новhгородh...»[21]. Известия под 6729 г. во всех источниках единогласно называют Юрия Всеволодовича руководителем закладки нового города, и ссылаться на этикет здесь нелепо: литературный этикет древнерусских сочинений означает совсем иное (об этом см. выше). Так что непреложно установленным можно считать тот факт, что инициатива основания русского города в устье Оки и организация работ по его закладке исходили от великого князя владимирского Юрия Всеволодовича. Летописные источники достаточно полно показывают последовательность действий правителя Владимиро-Суздальской Руси в этом регионе.

            Успешный летний поход 1220 г. юрьевского князя Святослава Всеволодовича на Волжскую Булгарию побудил Юрия начать подготовку нового, еще более масштабного похода. Как и следовало ожидать, Булгария, еще не оправившаяся после разгрома, запросила мира, приложив немало усилий к его достижению: «…Послаша к нему [Юрию. – Б.П.] на Городець третьи послы съ молбою великою [выделено нами. – Б.П.] и с дары многыми и с челом биемъ»[22]. Победитель получил возможность продиктовать выгодные для себя условия мирного договора: «И приятъ молбу их и взя дары у них, и управишяся по прежнему миру…»[23]. Заключение мирного договора на условиях, выгодных для великого князя владимирского, неизбежно должно было означать отказ булгар от контроля над поволжскими землями, примыкающими к границам Владимиро-Суздальской Руси. Договор обязательно должен был предусматривать и отказ булгар от установления анти-русского союза с мордвой – союза, который, судя по известию под 6692 г.[24], имел место в прошлом. Все это создавало благоприятную обстановку для основания русского города при впадении Оки в Волгу, к строительству которого Юрий приступил в 1221 г. Выгодное военно-стратегическое положение города очевидно: ведь именно здесь, в устье Оки, соединялись полки владимиро-суздальские с муромо-рязанскими перед поволжскими походами; Ока и ее притоки открывали удобный путь вглубь Рязанской земли и Черниговского княжества. Крепость в устье Оки давала возможность контролировать движение не только дружин, но и товаров в ходе поволжской торговли, сулившей большие прибыли[25]. Военно-стратегическое и экономическое значение города предопределили его последующую роль и размах строительства.

            Исследования Т.В.Гусевой показывают, что Нижний Новгород возводился «сразу со сложной планировочной структурой. В нее входили укрепленное ядро-детинец и окольный город»[26]. Установленный археологами факт строительства крепости на незаселенном ранее месте[27], как справедливо отметил В.А.Кучкин, «лишний раз свидетельствует о военно-стратегических целях, которые преследовались при основании Нижнего»[28]. Но размеры заложенного в 1221 г. города указывают на то, что замысливался он не как пограничная сторожевая крепость («блокпост») или торговая фактория, а как административный центр региона. Границы древнейшей нижегородской крепости (с детинцем и окольным городом) еще требуют уточнений, но территория, занимаемая ею, должна быть весьма значительной[29]. На отведенную Нижнему Новгороду роль административного центра указывает и достаточно скорая – через четыре года после основания города – закладка в камне его главного храма, Спасского собора (1225 г.). А это еще одно подтверждение того, что город изначально мыслился не как сторожевое укрепление, а военно-административный центр будущего региона – Нижегородского края.

            Интересно наименование главного храма нового города. Разумеется, выбор названия главного городского собора не мог быть случайным. В столице и древних городских центрах великого княжества Владимирского в домонгольскую эпоху преобладал культ Богородицы: известны Богородичные церкви и соборы во Владимире-на-Клязьме, Ростове, Суздале. Но при этом летописные источники сообщают о церквах во имя Спаса в Переяславле-Залесском (Спасо-Преображенский собор), а также в трех окраинных, близких к границам городах Северо-Восточной Руси: Твери (Спасо-Преображенский собор; город известен с 1208/9 г. и по времени возникновения недалеко отстоит от Нижнего Новгорода)[30], Угличе (Спасо-Преображенский собор), Ярославле (Спасский собор в главном монастыре, при том, что на княжеском дворе – церковь Успения Богородицы). В этом смысловом ряду примечательно, что во имя Спаса была освящена и церковь у Золотых ворот – парадного въезда в столицу Владимирского великого княжества, на границе стольного города. Поэтому возможным объяснением выбора названия для главного городского храма Нижнего Новгорода становится символика Спаса Преображения: 1) защита, спасение от посягательств на рубежи; 2) духовное преображение для приграничных христианизируемых земель и людей, пересекающих границу с миром. Второе возможное объяснение связано с тем, что во имя Спаса были освящены главные храмы Чернигова (Спасо-Преображенский собор), Рязани (Спасская церковь) и Мурома («Христова церковь», то есть наверняка Спасская). Называя главный городской храм Спасским, основатели нового города в устье Оки, возможно, старались подчеркнуть его ожидаемые контакты с теми землями, с которыми он оказался связан Окским водным путем. Наконец, возможно и третье объяснение: как известно, церковный праздник Преображения Господня (второй, или «яблочный» Спас) приходится на летний день 6 августа; к этому времени основатели города могли приурочить окончание первого этапа строительства укреплений и заложить городской собор. В реальной действительности 1220-ых гг. на выбор названия главного городского храма наверняка повлияла не одна, а несколько причин, о которых можно лишь догадываться.

            Кроме возможных причин выбора названия главного храма Нижнего Новгорода, уместно попытаться определить происхождение названия самого города. Об этом в научной литературе высказывались разные суждения. Так, Н.Д.Русинов, специально занимавшийся этим вопросом, отмечал: «Название Нижний Новгород – лингвистически достаточно ясное образование «город новый и нижний по отношению к какому-то иному городу». Но по отношению к какому, - остается спорным…»[31]. Разбирая слово «нижегородец», ученый делал вывод: «…Надо видеть в этом слове отражение того, что по отношению к какому-то древнерусскому городу первоначальные нижегородцы поселились и построили крепость позднее и ниже, - конечно, по реке». Таковым городом Н.Д.Русинов счел Городец, по отношению к которому Нижний Новгород действительно был «нижним» (по Волге) и «новым»[32]. Но для доказательства своего вывода Н.Д.Русинову пришлось допустить, что «Городец» в древности именовался просто «Город», что не подтверждается источниками (об этом см.выше, в первой части нашего исследования). Предпринимались попытки связать название «Нижний Новгород» со Старым городком, будто бы раньше основанным и расположенным выше по Оке. Несостоятельность такого объяснения очевидна, и выше мы анализировали работы сторонников и противников этой точки зрения. Высказывалось мнение, что Нижний Новгород назван «нижним» в отличие от Новгорода Великого и прочих Новгородов, потому что расположен в Низовской земле[33], против чего решительно возражал по лингвистическим соображениям Н.Д.Русинов[34]. Для обоснования этого предположения заманчиво было бы привлечь известный фрагмент «Похвалы Юрию Всеволодовичу», читающийся в Лаврентьевской летописи: Юрий «Новъгородъ вторыи постави на Волзh усть Окы». Указание «вторыи Новъгородъ» тут же наводит на мысль о соотнесенности названия Нижнего Новгорода с Новгородом «первым». А «первым» - и единственным! - Новгородом в землях, контролировавшихся Юрием Всеволодовичем (где явно составлялась похвала погибшему князю), оставался до 1221 г. Новгород Великий. Но нет уверенности в том, что летописная «похвала Юрию Всеволодовичу» написана современником основания «Новагорода на усть Окы», знавшим мотивы выбора названия. Похвала читается в Симеоновской летописи[35], но отсутствует в других памятниках владимирского и московского летописания, и неизвестно, читалась ли она в Троицкой летописи[36]. Определить время появления «Похвалы» в летописи трудно. В.Л.Комарович, а вслед за ним Г.М.Прохоров атрибутировали ее Лаврентию, переписывавшему летопись в 1377 г.[37] Действительно, для конца XIV в. соотнесение Новгорода Нижнего («второго») с Новгородом Великим («первым») уместно по их политическому и экономическому значению в жизни Руси: оба города были столицами суверенных областей и крупными центрами международной торговли. Если Новгород Великий для русских земель во второй половине XIV в. был «окном» на Запад, то Новгород Нижний – не менее важным «окном» на Восток. Но то, что совершенно очевидно для 1377 г., далеко не столь очевидно для 1221 г., и нет доказательств, что основатели города соотносили данное ему название с Новгородом Великим. Даже если фраза о «втором Новгороде» была в гипотетическом протографе Лаврентьевской – своде 1305 г., то и в этом случае не исключена ее датировка 1305 годом, а это слишком далеко отстоит от 1221 г., чтобы допустить, что автор похвалы знал мотивы выбора названия «Новагорода на усть Окы».

            Разбирая вопрос о происхождении названия города, В.А.Кучкин справедливо обратил внимание на то, что в ранних источниках город именуется просто «Новгород», без уточнения «Нижний»: «Определение «Нижний» город получил не при своем основании, а значительно позже… Еще в конце XIV в. в грамотах Константинопольской патриархии Нижний Новгород продолжал фигурировать как Новгород. По-видимому, Новгород на Оке стал называться Нижним (поскольку находился в Низу, Низовской земле, но не потому, что был основан по течению Оки или Волги ниже каких-то других средневековых русских городов) Новгородом с 40-50-ых гг. XIV в., когда стал важным политическим и экономическим центром – столицей крупного Нижегородского княжества на востоке русских земель и его нужно было отличать от более старого Новгорода на Волхове. Характерно, что и последний получил примерно в то же время определение Великий, до этого в течение четырех столетий называясь просто Новгородом»[38]. С предложенной ученым датировкой появления эпитета «Нижний», подтвержденной ссылками на источники, и объяснением причин его появления следует согласиться. Что же касается самого имени «Новгород», данного городу, основанному в 1221 г., то В.А.Кучкин замечает: «Это название не противостоит каким-то названиям (например, Старому городу, Городцу), как иногда считается в научной литературе, а означает строительство города на новом, необжитом месте»[39]. По-видимому, все же нельзя исключить окончательно предположение, что крепость в устье Оки получила название «Новый город» (без позднейшего уточнения «Нижний»!) по отношению к Городцу, который до 1221 г. был и долго еще оставался административным центром русских поселений в Среднем Поволжье. Однако убедительных свидетельств того, что именно так рассуждал великий князь Юрий Всеволодович, нет.

            Закладка крупного города-крепости и строительство каменного храма требовали больших денежных затрат. Уместно вспомнить, что в первой трети XIII в. строительные работы выполнялись не даром и не в порядке трудовой повинности, а предусматривали оплату. Об этом свидетельствует особая статья Русской Правды: «А се урокъ мостьниковъ: аще помостивше мостъ, взяти отъ дhла ногата, а от городници ногата; аще же будеть ветхаго моста потвердити нhколико доскъ, или 3, или 4, или 5, то тое же»[40]. На это же указывает «Устав князя Ярослава о мостах» – юридический памятник, который большинство ученых датирует кон.1220-ых или 1230-ми гг. и связывает с новгородским княжением Ярослава, брата Юрия Всеволодовича. Тезис об оплате за градостроительные работы и благоустройство вынесен в заглавие памятника: «А се уставъ Ярославль о мостhхъ, осменикомъ поплата»[41]. Даже если положения «Устава о мостhх» не всегда соблюдались буквально (оплату могли заменить льготы по налогам), все же становится ясным, что предпринявший столь масштабное строительство великий князь владимирский располагал к началу 1220-ых гг. значительными финансовыми средствами и, следовательно, был умелым правителем. К сожалению, отсутствие источников не позволяет представить бюджет великого княжества, но зафиксированное в летописи быстрое создание крупного города, заложенного явно в расчете на последующее развитие (так сказать, «на вырост»), свидетельствует о том, что градостроительные работы в Новгороде Нижнем рассматривались как самостоятельная целевая программа, с регулярным финансированием.

             По сообщению Троицкой и Симеоновской летописей, мирный договор с Волжской Булгарией 1230 г. завершил «розмирье», продолжавшееся шесть лет[42]. Следовательно, вооруженные столкновения в Среднем Поволжье начались в 1224 г. О начале военных действий летописные источники не сообщают, но в Лаврентьевской летописи под 6732 г. мартовским есть неоконченная запись: «Того же лhта. Посла великыи князь Гюрги брата своего Володимера и сыновца своего Всеволода Костянтиновича с полкы»[43]. Причины, почему запись осталась неоконченной, неясны. Наиболее простое объяснение – повреждение протографа, «книг ветшаных», с которых переписывал свой текст Лаврентий, специально оставивший полторы строки для последующего восстановления утраты, но так и не нашедший более исправного списка летописи. Действительно, в других памятниках, восходящих к владимирскому летописанию первой трети XIII в., это неоконченное известие отсутствует, следовательно, оно было достаточно редким в летописях Северо-Восточной Руси. Совпадение дат похода младших князей и «розмирья» с Волжской Булгарией позволяет предполагать, что поход был предпринят в Поволжье. Впрочем, это лишь косвенные соображения, так как летописные источники не содержат точных известий о целях и результатах похода 1224 г. Но в следующее десятилетие походы князей Владимиро-Суздальской Руси и их союзников на мордву предпринимались регулярно. В 1226 г. (вероятно, летом) великий князь владимирский Юрий Всеволодович послал на мордву своих младших братьев – князей юрьевского Святослава и стародубского Ивана, которые захватили несколько сел и вернулись с победой. В сентябре 1228 г. Юрий послал на мордву Василька Константиновича; фактически походом руководил великокняжеский воевода Еремей Глебович (Юрий послал «своего мужа Еремhя Глhбовича воеводьствомъ с полкомъ»). Отправным пунктом похода назван Новгород (Нижний), в непосредственной близости от которого начинались мордовские владения («бывшимъ имъ за Новымъ городомъ на предhлhхъ Мордовьскыхъ»). Из-за непогоды и затяжных дождей великий князь вскоре отозвал полки, и поход закончился, по сути так и не начавшись. Но уже 14 января 1229 г. (по древнерусской хронологии – в том же 6736 мартовском году) Юрий Всеволодович организовал и лично возглавил большой поход на мордву, в котором участвовали его брат, переяславский князь Ярослав, и племянники, ростовские князья Василько и Всеволод Константиновичи. Место сбора полков и отправной пункт в летописи не указаны, но, судя по предыдущим известиям, сбор происходил в «Новгороде на устье Оки»: часть ростовских полков во главе с Васильком дожидалась здесь основных сил; другие во главе с Всеволодом подходили, скорее всего, через Городец. Одновременно удар по мордовским владениям нанес союзник Юрия, муромский князь Юрий Давыдович, но не вполне ясно, действовал ли он самостоятельно, перейдя Оку, либо соединился с основными силами Юрия Всеволодовича. Отсутствие в древнерусском оригинале современных знаков препинания делает возможным два варианта синтаксического членения и понимания текста: 1) князья Юрий, Ярослав и Константиновичи «идоша на Мордву, и Муромскый князь Гюрги Давыдовичь. Вшедъ в землю Мордовьскую, Пургасову волость, пожгоша жита и потравиша…»; 2) князья «идоша на Мордву; и Муромскый князь Гюрги Давыдовичь вшедъ…». Второй вариант членения предложен в издании А.Ф.Бычкова[44], но форма множественного числа глаголов («пожгоша», «потравиша», «избиша», «послаша») делает предпочтительнее первый вариант членения текста. А это означает, что муромский князь, как и его предки во время походов на булгар в XII-начале XIII вв., соединился с полками Владимиро-Суздальской земли в устье Оки, и, следовательно, отправной точкой похода 1229 г. был Новгород Нижний. Предпочтение первого варианта членения текста означает также, что у владимиро-суздальских, ростовских, муромских полков был общий объект нападения – «Пургасова волость», то есть владения мордовского правителя Пургаса. При той пунктуации, которую предлагал А.Ф.Бычков, пришлось бы считать «Пургасову волость» объектом нападения только муромского князя, что противоречит употребляемым далее формам множественного числа глаголов при описании действий русских дружин.

            Судя по сообщаемым в летописи результатам похода, Юрий Всеволодович старался оттеснить мордовские племена от Новгорода Нижнего: с этой целью уничтожались «жито» и «скот»; захваченный «полон послаша назадъ», то есть в город-крепость на устье Оки, где пленные наверняка использовались на градостроительных работах; уцелевшие бежали в лесные «тверди», а остальных перебили младшие дружинники великого князя. То, что под «Гюргеви молодии» надо понимать дружинников именно Юрия Всеволодовича, а не Юрия Давыдовича муромского, следует из последующего упоминания младшей дружины Ярослава, Василька и Всеволода, а это еще одно доказательство совместных действий князей владимиро-суздальских, ростовских и муромского против «Пургасовой волости». Примечательно, что поход на мордву происходил зимой, в январе: в летописном известии под 6736 г. месяц «генварь» назван дважды, хотя заметна ошибка в указании на дни: поход начинается 14 января, а «Гюргеви молодии» перебили не успевшую убежать мордву 4 января. Ведение боевых действий, явно не кратковременных, в зимнее время – еще один довод против уверений о невозможности пребывания князя Мстислава Андреевича на устье Оки в 1171/2 г. вне городских строений: русские полки успешно действовали зимой и в поле, и в лесу. Единственным эффективным способом противодействия им оказалась для мордвы тактика лесных засад; сражаться в открытом бою или держать оборону в крупном поселении мордовские воины попросту не могли[45]. Поэтому, повторим, вероятность существования крупного мордовского поселения вблизи от главных путей и вне лесных чащоб ничтожно мала.

            Летописные сообщения о походах на мордву свидетельствуют, что Новгород Нижний создавался не для защиты русских поселений на землях в устье Оки, ибо таковых поселений в первые годы после основания города попросту не существовало. Напротив, город создавался для того, чтобы стать опорным пунктом для наступления на земли мордвы – наступления, продолжавшегося десять последующих лет. Только в период между походами, когда полки Владимиро-Суздальской земли возвращались в свои области, мордва могла рассчитывать на успех внезапного нападения на опорную крепость в регионе. Именно такое нападение было предпринято через три месяца после большого зимнего похода: в апреле 1229 г. мордва во главе с Пургасом напала на Новгород (Нижний). Фактически это была попытка захватить город врасплох, «изгоном». Пургас явно не планировал длительную осаду города, потому что отступил в тот же день, не добившись успеха («того же дни и отъhхаша прочь»). Очевидно, что ни сил, ни средств для многодневной осады и даже серьезного штурма мордва не имела. Горожане, среди которых летопись не называет ни князей, ни именитых великокняжеских воевод, отбили нападение, видимо, без серьезных потерь для себя: в известии сообщается только о потерях среди мордовских «больших». Нападавшим удалось сжечь лишь «манастырь святое Богородици и церковь, иже бh внh града»: видимо, оборона пунктов, находившихся за пределами городских укреплений, оказалась для горожан затруднительной. Из этого известия можно сделать два вывода: 1) к 1229 г. сельская округа «Новгорода на усть Окы» еще не сформировалась (вне города не было русских сел, которые подверглись бы нападению); 2) городские укрепления к этому времени были достаточно мощными, а население многочисленным, что позволяло сохранять обороноспособность даже в отсутствии великокняжеских полков. Характерно, что больше попыток захватить Новгород Нижний мордва не предпринимала, а Пургас в том же году был разбит и «едва вмалh утече». В следующем, 1230 г. Волжская Булгария запросила мира после шести лет «розмирья». Заключив мирный договор, Юрий Всеволодович достиг своей цели, обезопасив основанный им город в устье Оки от нападений поволжских народов.

            Анализируя походы 1220-ых гг., В.А.Кучкин пишет: «…До 1221 г. источники отмечают столкновения русских князей с государством волжских булгар… Однако фиксируя русско-булгарские конфликты, летописи никогда не говорят о борьбе Руси с мордвой», и ниже (в примечании): «Следует иметь в виду, что походы русских князей на мордву в 1226-1229 гг., скорее всего, представляли собой эпизоды затяжной войны с волжской Булгарией»[46]. Необходимо, впрочем, внести небольшое уточнение: один раз в статье под 6692 г. ультрамартовским о походе на булгар Всеволода Юрьевича Лаврентьевская летопись упоминает о нападении на мордву: «Князь же Всеволодъ възвратися в Володимерь, а конh пусти на Мордву»[47]. Но само это известие неопровержимо свидетельствует, что мордовские племена были союзниками, причем неравноправными (вероятно, данниками) волжских булгар. Это же подтверждает и фрагмент статьи под 6736 г. Лаврентьевской летописи: «А Болгарьскыи князь пришел былъ на Пуреша, ротника Юргева, и слышавъ, оже великыи князь Юрги с братьею жжеть села Мордовьская, и бhжа прочь ночи…»[48]. Таким образом, становится очевидным, что походы на мордву в 1224-1229 гг. и есть шестилетнее «розмирье» с Волжской Булгарией, которое завершилось договором 1230 г. Ход событий можно реконструировать следующим образом. Не мордовские племена, а Волжская Булгария – их союзник и покровитель – не давала русским закрепиться в устье Оки. Поражение булгар в 1220 г. вынудило их пойти на заключение мирного договора с Юрием Всеволодовичем. Оставшаяся без союзников мордва не смогла воспрепятствовать закладке Нижнего Новгорода в 1221 г. В 1224 г. булгары, видимо, отчасти оправившиеся от поражения и явно недовольные укреплением города-крепости в устье Оки, решились подтолкнуть мордву на военный конфликт с русскими. Что повлияло на решимость булгар, сказать трудно: не последнюю роль могла сыграть битва на Калке (1223 г.), в которой намеревались принять участие полки, посланные Юрием Всеволодовичем. Как бы там ни было, походы 1226-1229 гг. показали военную слабость мордвы, и это удержало булгар от активного вмешательства в войну на их стороне (январское известие 1229 г.), а затем заставило искать мира. Следствием договора стал, видимо, полный отказ булгар от протектората над мордовскими землями, так что через два года великий князь владимирский вновь провел поход на мордву, на сей раз силами совсем юных князей – сына Всеволода и племянника Федора Ярославича, при поддержке рязанских и муромских союзников. О сколько-нибудь организованном сопротивлении мордвы или попытках булгар оказать им помощь летопись не упоминает. Причину нежелания булгар ввязываться в военные действия на землях, прилегающих к устью Оки, проясняет летописное известие под тем же 6740 г. о появлении монголов, угрожавших столице Волжской Булгарии: «Того же лhта. Придоша Татарове и зимоваша не дошедше Великого града Болгарьского»[49]. Поэтому с начала 1230-ых гг. булгарам стало уже не до устья Оки, занятого русскими.

            Реконструкция событий, происходивших на территории Нижегородского края в 1220-начале 1230-ых гг., свидетельствует о таланте Юрия Всеволодовича как государственного деятеля. Умение использовать складывающиеся обстоятельства и развить успех (1220 г.); стремление закрепить военные успехи мирными средствами (1221 г.); правильный выбор противника и разгром его по частям – сначала победа над сильнейшим, затем покорение слабых (1220-1230-е гг.); точный расчет сил для нападения (1226, 1228 гг.) и поход с основными полками только тогда, когда риск сведен к минимуму (1229 г.) – вот главные черты Юрия Всеволодовича как правителя великого княжества Владимирского. Конечным результатом усилий Юрия стало окняжение земель к югу от устья Оки.

 [1] Полное собрание русских летописей (далее – ПСРЛ). Т.I. Стб.408; Т.II. Стб.659. От византийского имени «Георгий» из-за особенностей восточнославянского произношения появляется форма имени «Гюрги», а затем и «Юрий». Здесь и далее календарный стиль древнерусских дат выверен по изданию: Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963.

[2] Слово о полку Игореве. М., 1985. С.41 (подготовка древнерусского текста Д.С.Лихачева).

[3] ПСРЛ. Т.III. С.468; Т.XVI. С.311.

[4] Щепкина М.В. О происхождении Успенского сборника // Древнерусское искусство. Рукописная книга. М., 1972. С.60-80. Здесь же приведен шифр краткого Владимирского летописца: ГИМ, собр.Синодальное, № 154 (369).

[5] Там же, с.70-71. Существующие попытки толковать уточнение «ясыня» как указание на кавказское (осетинское) происхождение жены Всеволода и строить на этом далеко идущие выводы о геополитике и династических заговорах не выдерживают критики, ибо противоречат комплексу летописных источников, где четко сказано: Мария – дочь чешского князя.

[6] ПСРЛ. Т.I. Стб.424.

[7] ПСРЛ. Т.I. Стб.409, под 6700 г. ультрамартовским. См. также: Бережков Н.Г. Хронология русского летописания…, с.84.

[8] ПСРЛ. Т.I. Стб.416.

[9] Там же, стб.424 (фрагмент, отсутствующий в Лаврентьевской летописи, при публикации восполнен по Радзивилловской). Кроме того, в Троицкую летопись было внесено предсмертное наставление княгини Марии детям. См. Приселков М.Д. Троицкая летопись…, с.289-290.

[10] ПСРЛ. Т.I. Стб.435. Правильную дату сообщают Летописец Переяславля Суздальского и Воскресенская летопись. См.: Бережков Н.Г. Хронология русского летописания…, с.102.

[11] Известие об этом в Лаврентьевской летописи под 6716 г. мартовским; Воскресенская летопись сообщает точную дату (ПСРЛ. Т.I. Стб.434; Т.VII. С.116, под 6717 г.: «бяше бо тогда великий четвертокъ и Соборъ Архангела Гаврила».

[12] ПСРЛ. Т.I. Стб.435.

[13] ПСРЛ. Т.I. Стб.437-438. Бережков Н.Г. Хронология русского летописания…, с.94.

[14] Так, новгородская владычная летопись и восходящие к ней известия сводов XIV-XVI вв. сообщают о гибели в битве на Липице 9233 суздальцев и всего 5 новгородцев и 1 смолянина. (См., напр.: ПСРЛ. Т.XXV. С.113; Т.IV. Ч.I. С.193; Т.VI. Вып.1. С.271). О доверии к такому сообщению не может быть и речи.

[15] О датах см.: Бережков Н.Г. Хронология русского летописания…, с.105.

[16] Вот как об этом сообщается в Новгородской IV: «И люба бысть речь сиа Юрьеви и Ярославу. И съзва вся боляри и преднии свои люди, начаста [двойственное число, т.е. подразумеваются Юрий и Ярослав. – Б.П.] глаголати: «Се, пришелъ вы есть товаръ в рукы… А человhка аще кто иметь живаго, то самъ убитъ будеть… Да не оставимъ ни единого жива; аще кто ис полку утечеть не убитъ, а имемъ, а тhхъ повhлhваемь вhшати, а иныхъ ростинати; а о князехъ, аще же у насъ будуть в рукахъ, тогда о нихъ сгадаемъ»». (ПСРЛ. Т.IV. Ч.I. С.189-190). Аналогично в Софийской I (ПСРЛ. Т.VI. Вып.1. Стб.267), но здесь пропущено «Юрьеви» (хотя сохранено двойственное число) и вместо «ростинати» читается «распинати». Грозный приказ авторы летописного известия, как видим, приписывают не только Юрию, но и его брату Ярославу.

[17] ПСРЛ. Т.XV. Стб.323. Ср.: ПСРЛ. Т.IV. Ч.I. С.194; Т.VI. Вып.1. Стб.271-272.

[18] ПСРЛ. Т.I. Стб.444-445; Т.XXV. С.116-117.

[19] ПСРЛ. Т.I. Стб.445.

[20] Об этом обстоятельстве см.: Кузнецов А.А. Основатель Нижнего Новгорода?…, с.101.

[21] ПСРЛ. Т.I. Стб.468. Об атрибуции летописной «Похвалы Васильку» его вдове см.: Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение…, с.283-284.

[22] ПСРЛ. Т.XXV. С.117.

[23] Там же.

[24] ПСРЛ. Т.I. Стб.390: великий князь Всеволод Юрьевич, возвращаясь из похода на булгар, «конh пусти на Мордву».

[25] О масштабах поволжской торговли в это время и о ее выгодах позволяют судить письменные и археологические источники о городе Булгар. Как отмечает В.Л.Егоров, «Булгар XIII-XIV вв. был признанным международным центром торговли на территории бывшей Волжской Булгарии; второго подобного ему центра в этом районе Волги не было». См.: Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII-XIV вв. М., 1985. С.101 (здесь же приведены ссылки на источники).

[26] Гусева Т.В. Городец и Нижний Новгород в свете археологических данных XII-XIII вв…, с.83.

[27] Там же. См. также: Кирьянов И.А., Черников В.Ф. У истоков истории г.Горького. К итогам археологических раскопок в Нижегородском кремле // «Горьковская правда». Н.Новгород. № 252 (14126). 23.10.1964.

[28] Кучкин В.А. Нижний Новгород и Нижегородское княжество в XIII-XIV вв. // Польша и Русь. Черты общности и своеобразия в историческом развитии Руси и Польши XII-XIV вв. М., 1974. С.236-237.

[29] Гусева Т.В. Городец и Нижний Новгород в свете археологических данных XII-XIII вв…, с.83.

[30] Клюг Э. Княжество Тверское (1247–1485). Тверь, 1994. С.49.

[31] Русинов Н.Д. Этимологические заметки по русской лексике // Лексика, терминология, стили. (Межвузовский научный сборник. Вып.2) Горький, 1973. С.49.

[32] Там же, с.49, 52-53.

[33] Гациский А.С. Примечание 1 к «Нижегородскому летописцу» // Гациский А. Нижегородский летописец (переиздание в серии «Нижегородские были»). Н.Новгород, 2001. С.664-665.

[34] Русинов Н.Д. Этимологические заметки по русской лексике…, с.49-50.

[35] ПСРЛ. Т.XVIII. С.59-60.

[36] М.Д.Приселков восстановил этот фрагмент Троицкой по Лаврентьевской летописи. См.: Приселков М.Д. Троицкая летопись…, с.319-320.

[37] Комарович В.Л. Литература Суздальско-Нижегородской земли // История русской литературы. Т.II. Ч.1. М.-Л., 1945. С.90-91; Прохоров Г.М. Кодикологический анализ Лаврентьевской летописи // ВИД. Т.4. Л., 1972. С.83-104.

[38] Кучкин В.А. Основание Нижнего Новгорода…, с.97.

[39] Там же.

[40] Русская Правда по спискам Академическому, Троицкому и Карамзиному. (Под ред. проф.А.И.Яковлева и Л.В.Черепнина). М., 1928. С.8 (ст.43 по Академическому списку), с.18 (ст.90 по Троицкому списку), с.34 (ст.109 по Карамзинскому списку).

[41] Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. М., 1976. С.149. Благодарю В.А.Кучкина, обратившего мое внимание на этот памятник.

[42] Приселков М.Д. Троицкая летопись…, с.311; ПСРЛ. Т.XVIII. С.54.

[43] ПСРЛ. Т.I. Стб.447. Поход состоялся весной-летом 1224 г.; см.: Бережков Н.Г. Хронология русского летописания…, с.107.

[44] Летопись по Лаврентьевскому списку /Изд. Археографической комиссии. 2-е изд. СПб., 1892. С.428.

[45] Имеющиеся реконструкции средневекового вооружения свидетельствуют, что мордовские воины были вооружены хуже русских дружинников. См., например: От Балтики до Поволжья (реконструкции и рисунки М.Горелика) // Советский воин. М., 1990. № 11. С.84-85; Торопцев А. Киевская Русь. М., 2000.  (Серия «От Руси к России»). С.103 (реконструкция И.Дзыся). Судя по этим реконструкциям, мордовские воины практически не использовали доспехи, и вооружение их было весьма скудным: дротики, топоры, ножи, луки и стрелы; крайне редко встречающиеся в погребениях щиты – русского проиводства (трофейные?). Противостоять окольчуженной рати, вооруженной копьями и мечами, мордва не могла.

[46] Кучкин В.А. Основание Нижнего Новгорода…, с.96-97.

[47] ПСРЛ. Т.I. Стб.390.

[48] ПСРЛ. Т.I. Стб.451.

[49] ПСРЛ. Т.I. Стб.459.